<<< Мост

К катакомбам он подошел уже в обеденный час. Запасшись всем необходимым, Тома мог прямо сейчас спуститься в гроты и не выходить оттуда несколько дней. Он был удивлен, обнаружив, что мальчишка ждет его у входа, инквизитор надеялся, что оборотень просто сбежит, избавив монаха от обузы, но нет…
Выслушав объяснения парнишки, Тома долго молчал, потом присел прямо на землю и, так же не говоря ни слова, уставился в одну точку.
- Та-а-ак, - он вздохнул, рассуждение вслух было тем, что ему сейчас необходимо. – Нас водят за нос, Ансельм. Вернее, пытаются это делать. Петухи… какое дело кардиналу до птичниц, а птичницам до кровавых ритуалов, если только это не ритуал приготовления обеда…
Тома резко поднялся.
- Мы пойдем внутрь и посмотрим, что там за петушиное кладбище. А по дороге поподробнее расскажешь мне про господина с цепочкой.

И вот тут Тома расхохотался. Он смеялся и никак не мог остановиться, как только очередной приступ прекращался, он кидал взгляд на парнишку, и хохот снова накатывался сам собой. Слезы уже текли из глаз инквизитора, капюшон упал с головы, где-то в глубине сознания проскочило благословение небесам за то, что они сейчас находятся в закутке, которого никто не видит, а вокруг все еще шумно бурлит жизнь, - и Тома снова захлебнулся смехом… Когда он всё же смог отдышаться, то тихо проговорил:
- Малыш, ты и правда дурачок, - он снова натянул капюшон, скрывший лицо. – Гвардейцы, вернуться к кардиналу, меня порешат… Дивный оборотень, откуда ты взялся? Ты хоть понимаешь, что значит идти на службу к кардиналу и в первое же задание вернутся ни с чем, кроме страха, да еще и просить гвардейцев, ты даже не представляешь… И ты не понимаешь, наверное, до конца, с кем имеешь дело. Я более десяти лет проходил сложнейшие этапы тренировок, я был в Индии, я был в Африке, я видел вампиров, оборотней, бешеных колдунов, просто буйных еретиков, и никто из них не ушел живым, если решался вступить со мной в борьбу, прямую или косвенную. Ансельм, поверь мне, катакомб я боюсь почти так же, как и тебя, то есть – никак.
Голос инквизитора приобретал пронзительность и опасно-стальные нотки.
- И как ты не поймешь очевидного? Дело вообще не в петухах, просто деталь, одно к другому привязалось, - Тома склонился к самому уху мальчика. – И нас, конечно же, заманивают в ловушку. Только я считаю, что нет способа лучше, чтобы узнать охотника, чем попасть в его сеть. Разрубить её я всегда смогу.
На последних словах Тома улыбнулся, обычно такая его улыбка не предвещала ничего хорошего.
- Мы идем.

"Трусишка", - подумал Тома, а вслух произнес:
- Как хочешь, я вообще-то не настаивал на том, чтобы ты шел со мной.
Признаться, он не пожалел, что взял с собой Ансельма, тот быстро и ловко выяснил всё, что было необходимо. Конечно, перепугался, глупостей наговорил со страху, но ведь холодный ум и расчет приобретаются с опытом, а откуда ему взяться у такого юнца.
Тома сосредоточенно привязывал бечевку к торчащему у входа штырю. Инквизитор постарался выбрать самый незаметный да еще и замаскировал его: не хватало еще, чтобы кто-то, заметив узел, по злому умыслу или шутки ради развязал его.
Пока оборотень выяснял детали, Тома не терял зря времени, собрав запас еды и воды, несколько больших факелов и пару мелких, не погнушался зайти и в аптеку, ведь всякое может произойти. Сейчас его заплечный мешок был тяжелым, не менее тяжелыми были и мысли: что же он всё-таки обнаружит в катакомбах, что он будет делать, если что-то обнаружит, чего ожидает от него кардинал и ожидает ли, вдруг испытание всего лишь повод избавиться от докучливого монаха? Тома одернул себя. Не стоит жаловаться в самом начале, когда еще ничего не сделано.
"Поживем-увидим", - решил он и ступил в темноту. Тут же он зажег один из небольших факелов: несмотря на то, что стоял он у самого входа, темнота не пропускала света, здесь было ее царство и властью она делиться не собиралась.
Тома обернулся, разворачивая карту:
- Ты идешь?
Идти стоило быстро, как можно тише, прислушиваясь, принюхиваясь и стараясь не свернуть с намеченного монахом пути. Сначала большая штольня - длинная галерея со множеством ответвлений, потом повернуть на север, осмотреться в большом зале, оттуда по нескольким коридорам для проверки, а потом можно и возвратиться. По расчетам инквизитора они должны были вернуться к завтрашнему вечеру, максимум, к утру через день. Он легко перенесет подобное путешествие без света и в опасности, а вот его спутник...
"Нужно его просто отвлечь от страхов, дать дело, чтобы был осторожен и в то же время не высовывался..."
- У меня будет поручение, - Тома сделал еще несколько шагов вглубь тоннеля. - Принюхивайся, осматривайся, только не забегай вперед, не уходи от меня за линию света, и с Божьей помощью мы вернемся туда, откуда пришли.

Тома несколько удивило то, что Ансельм меряет расстояние часами. Он остановился, стараясь уловить нить запаха, которую чувствовал оборотень, но выходило плохо: несмотря на то, что нос инквизитора мало чем отличался от носа лучшего парфюмера, такой далекий запах почувствовать было сложно. Парнишка-ласка осторожно ходил у его ног, Тома перевел взгляд вглубь темного коридора.
- Кровь или железо… Чтож, мы это проверим. – Тома сверился с картой. – Так или иначе, мы всё равно должны попасть туда, так что проверим, насколько хорош твой нюх.
Тома нравилось, как фыркал парнишка на каждое его замечание, он получал не злорадное удовольствие, скорее умилялся, насколько подобное определение могло быть свойственно для Тома. Он совсем не любил детей, не воспринимал капризов, несдержанности, взбалмошности молодых, но во всем этом было что-то… непостижимое для него и потому в некоторой мере привлекательное. Инквизитор не отдавал себе отчета в переживаемых эмоциях, он просто ободряюще кивнул Ансельму, прежде чем повернуть в указанном направлении.
Они шли несколько часов, Тома двигался быстро, бесшумно, заменив факельное пламя на тусклый свет свечи: так меньше опасности быть замеченными, к тому же если их всё же заметят, задуть свечу куда проще, а в темноте, как известно, инквизитора увидеть невозможно, только лишь смерть. Тома улыбнулся едва заметно – и хищно. Теперь и он чувствовал запах, и это не был запах железа: сладковатый, тошнотворный, разлитый в воздухе запах крови. Инквизитор замедлил шаг и задул свечу. За углом плясали тени, факелы освещали зал, Тома замер, надеясь, что у Ансельма хватит благоразумия так же не двигаться.
Голоса двух людей приглушенно звучали в тишине, один хриплый, старческий, второй молодой, едва ли не детский:
- … И что вынюхивал тот мальчишка?
- Я не знаю, юный господин, скорее всего, он подослан святошами. Я жду их с минуты на минуту…
- А что здесь делаю я, в таком случае? – детский голос взвизгул.
- Юный господин должен понимать, что наш ритуал не предполагал сплетен. А они поползли...Юный господин должен признаться в том, что он всё затеял, признаться, дабы защитить остальных.
- Никто не позволит…
- Позвольте-позвольте, господин, неужели вы думаете, что дела ордена превыше вашей свободы?
- Но меня будут пытать!
- Юный господин должен молчать…
- Вы не посмеете!
Тени умерли вместе со светом, пронзительный крик забился о стены, замер так резко, словно кричащему заткнули рот – и наступила тишина.

Тома вздрогнул, чувствуя, как острые коготки цепляются за его одежду, подобной наглости он точно не ожидал, однако не стал стряхивать зверька со своего плеча.
- Немного. Немного тех, кто прячется в катакомбах…- Тома шептал так тихо, что часть слов могла угадываться только по движению губ, тут инквизитор рассчитывал на остроту зрения Ансельма. – Спустись и жди.
«Должно быть, они ждали нас, но чуть позже… Или рассчитывали, что мы услышим этот разговор? Если так, то нападать на нас не станут… Если же попросту прогадали со скоростью моего движения, то попросту ушли, бросив мальчишку, чтобы я его нашел… Тогда он и наплетет нам с три короба… Кто же заткнул ему рот?»
Тома не торопился зажигать огонь. Он вообще не торопился. Просто опустился на пол пещеры, прикрыл глаза, вслушиваясь. Говоривший мальчишка сперто дышал, очевидно, его оглушили, но не сильно. Далеко-далеко слышались шаги, теперь уже не догнать, да и сразу влезать не стоило: значило бы нарушить планы противника, а если они нарушаются, то стратегия меняется, Тома знал ее часть, сюрпризов ему вовсе не хотелось. Он дал прячущимся то время, что они давали ему. Еще некоторое время инквизитор не двигался с места, а затем зажег свечу и вошел в зал.
Высокие своды были изукрашены знаками. Инквизитор спокойно взирал на вязь символов, пока не наткнулся носком сапога на лежащего на полу. Действительно, это был мальчишка, совсем еще ребенок, лет одиннадцати-двенадцати, дорого одетый и поскуливающий. Тома поморщился, обошел тело, продолжая оглядываться. Никаких признаков кровавых ритуалов: ни алтаря, ни звезд, ни костей. Подозрения подтвердились: птицу всего лишь крали воришки, а вот донос настрочил кто-то, кто желал привлечь внимание кардинала к… чему?
«Сводки всегда были неточны. Никто толком не знал ничего о них, никто не заходил в дальние залы, никто, должно быть, этого не видел», - Тома рассуждал, бродя вдоль стен, на несколько долгих часов он забыл обо всем, запоминая роспись стен, расположение предметов, сопоставляя факты и возможности. – «Масоны… Кресты и розы… Неужели? Хорошо, они существуют, но чего добиваются? Внимания? Легализации? Строят какой-то заговор против короля… или церкви? Подумаю на обратном пути…»
Тома опустился на пол рядом с лежащим, вновь толкнул его носком сапога:
- Кто ты?
- Я… я… буду говорить только с кардиналом, - проговорил мальчишка и провалился в обморок.

Тома посмотрел на Ансельма снизу вверх, кивнул и вновь надолго замолчал. Окружающая тишина освобождала от раздражения, позволяла спокойно думать, а перед тем как выйти из катакомб, стоило очень хорошо подумать о том, что происходит. Размышлять по дороге – тратить время, слишком много отвлекающих факторов, а здесь… что-то было в этом темном зале… умиротворяющее, опасности Тома не чувствовал, а инстинкты его никогда не подводили.
Прошло не меньше часа, прежде чем он поднялся. Сердце его билось ровно, пульс был мерным, дыхание – тихим. Мысли были приведены в порядок.
- У меня нет планов, связанных с тобой. Если желаешь таскать его, милости прошу. Только сначала мы должны поесть. Двигаться нам придется быстро, останавливаться даже для глотка воды я тебе не позволю, поэтому вот…
Тома отломил кусок хлеба, протянул сыр и флягу. Его мало волновали благородные позывы оборотня, он вообще не понимал, как можно проявлять милосердие к созданию, таящему некие тайны, направленные – вполне возможно – против короля или церкви. Орденское противостояние с официальной церковью не добавляло инквизитору благодушия в отношении к пленнику. Вполглаза  наблюдая за обоими мальчишками, Тома еще раз обошел зал, запоминая и уточняя, затем сверился с картой.
- Теперь мы должны идти. Когда выйдем на свет, отправимся в аббатство. Есть вопросы?

На какое-то мгновение Тома даже пожалел мальчишку: тот явно не рассчитал с весом того, кого нужно нести. Можно было, конечно, помочь, но инквизитор посчитал, что Ансельму пришла пора учиться принимать решения взвешенно – тут Тома хмыкнул, - а затем отвечать за их принятие. Если уж оборотню так хочется послужить государству, то он должен уметь не только бросаться на стену, но и понимать зачем это делать, в какое время это сделать лучше, нельзя ли применить таран или наемную силу, что получится, если стена выдержит, и к чему приведет, если она всё-таки рухнет.
Монах покачал головой, время явно было не тем, когда воспитательные моменты стоит озвучивать.
- Идем, по дороге расскажу, что мы имеем.
Взваленный на плечо оборотня мальчишка слабо застонал, Тома приподнял его голову, внимательно осмотрел: рана была небольшой, кровь почти не сочилась, а паренек явно был на грани бреда. Тома ступил в коридор, осторожно вытягивая путеводную веревку. Он всё еще пользовался свечой, не решаясь привлекать к себе лишнего внимания.
- Итак, нас здесь ждали. Очевидно, ждали уже давно, да и твои вопросы не остались незамеченными. Нам показали лишь тот зал и тех лиц, которых хотели показать. Не остается сомнений, что эти орденцы если не отлично посвящены в курс дел при дворе, то, как минимум, знают основное, что не добавляет нам покоя. Если знают, значит, интересуются, а если интересуются, значит, это их волнует. Нам хотят осторожно напомнить о том, что Церковь наша – не единственная обитель страждущих, но разве же страждущие носят серебро и бросают детей посреди катакомб? – Омерзение явно было видно на лице Тома. – Стало быть, политика – их дело. Политика, а не вера.
Тут Тома вновь замолчал. Почему-то ему вспомнилась юность и бесконечные уроки дворцового этикета. Учитель в мельчайших деталях рассказывал ему хитросплетения и тонкости придворной жизни…
- Теперь, этот мальчишка. Очевидно, фигура подставная, но раз уж он так хочет говорить с кардиналом, мы предоставим ему такую возможность. Он еще слишком юн, чтобы не проговориться, а от этого уже можно будет проложить ниточку к тем, кто на самом деле стоит за делами ордена.
Инквизитор покосился на пыхтящего Ансельма.
- И еще… Я скажу его высокопреосвященству о тебе. Не знаю, какое решение он примет, но ты можешь быть полезен… - Тома не был бы собой, если бы не добавил: - Иногда.
Они долго шли по тоннелям, изредка останавливаясь, инквизитор всё же сжалился над оборотнем, позволяя ему небольшие передышки и глоток воды, однако помощи иного рода не предлагал.
Когда впереди замаячил свет, из одного из ответвлений выскочил человек. Ободранный нищий взвизгнул, стоило ему только увидеть троицу, упал на колени и начал биться головой о земляной пол.
- Что с тобой? – Тома остановился, в ладонь его скользнул кинжал.
- Блистательные господа не должны убивать Якоба, Якоб ничего не трогал, Якоб просто зашел погреться ночью…
- Что ты не трогал?
- Якоб не ходил к хранилищу, Якоб вообще не знает, где хранилище…
- Какое хранилище? – Тома уже схватил оборванца за руку и явно не собирался отпускать.
- Якоб ничего, ничего не знает, Якоб обознался, святой брат…
- Пойдешь с нами, - Тома потащил нищего за собой.
Еще один трофей этого похода. Сейчас не время выяснять детали, необходимо было добраться до аббатства, надежно укрыть там тех, кто что-то может рассказать, составить отчет – и к Ришелье. Тома только сейчас понял, насколько он устал.