[начало]

В крепкой задумчивости застал кардинала слуга утром в кабинете. Ришелье велел никого не принимать и вновь склонился над бумагами. Бесчисленные доклады громоздились на столе Голгофой, и не меньше. Лобное место монсеньора выстроилось из писем и доносов. Жалобы и прошения задвинуты в сторону, сваливаясь с края столешницы. Первый муж государства морщил лоб, вглядываясь в строки.
Единственной привязанностью кардинала были кошки. Многочисленные кошки, заполонившие дворец, также отвечали Ришелье взаимностью. Особенно любил кардинал пушистую белую Мириам и практически не спускал ее с рук. Вот и сейчас любимица то и дело норовила отвлечь монсеньора от дел государственных, за что была награждена задумчивым поглаживанием. Довольное животное растянулось на кардинальских коленях и удовлетворённо заурчало. Кошки напоминали кардиналу женщин. Увы, но, несмотря на церковный сан, Ришелье вовсе не чурался утех плотских, и хорошо, если только с дамами. О своих любовных похождениях он помалкивал, так что и доброхотам и злословам оставалось лишь догадываться о пристрастиях министра.
- Извольте завтракать, монсеньор, - слуга тихонько проскользнул в кабинет.
- Позже. Зови ко мне Рошфора.

Среди вороха бумаг внимание кардинала наконец-то привлекло одно прошение, подписанное настоятелем Сэн-Жермен-де-Прэ. В нём говорилось о неком ретивом монах, которого святой отец возымел смелость рекомендовать в личную гвардию кардинала, занимающуюся поддержанием порядка и тайными расследованиями. Даже не в саму гвардию, а именно в новое подразделение, учрежденное из-за неразберих со смертью государева лекаря. Аббат взял на себя смелость превратить прошение в рекомендательное письмо, чем немало позабавил Ришелье и возбудил любопытство.
- Зови этого некого Тома. Если не ошибаюсь, он уже ждет аудиенции, - приказал он слуге, подоспевшему с завтраком на подносе. Слуга незаметно вздохнул. Опять монсеньор отложит прием пищи ради дел, которых считает более важными, чем насыщение бренного тела.

От кардинала не укрылась дерзость взгляда вошедшего. Под одеяниями смиренника прятался явно не монах. Тренированное тело, размах плеч, грация воина, скользящая в движениях. С одной стороны, Ришелье было понятно, что за молитвенных дел мастера просить не станут, с другой же…
«Мда, хорошо они придумали. Черный цвет носят и бенедиктинцы, к коим относится аббатство, и иезуиты, из коих набирают инквизиторов. Хотелось бы мне знать, как нашли общий язык эти два ордена, и насколько давно. Уж как-то слажено поют, так слажено, что стало очень трудно делать вид, будто не знаю, где свили гнёздышко воители «во славу Господа». Но ничего, посмотрим, чего он стоит, этот Тома. Возможно, мне захочется его приблизить, смышлёных малых нынче днём с огнём не сыщешь. А если… то посмотрим, чья вера сильней».
Ответив на приветствие, кардинал кивнул на стул, предлагая расположиться поудобней. Своеобразная проверка. Монах не выглядел ни глупым, ни слабым, если уж считать его монахом, а не боевой единицей «во славу Господню».
- Поведайте-ка, сын мой, что привело вас в эти стены? Уж простите мои сомнения, но мало верится, что настоятель сам решил направить вас ко мне, - Ришелье сейчас был более сановник церкви, нежели министр. Подавшись немного вперед, он облокотился на стол, и уперся подбородком в сцепленные замком пальцы. Охотник приготовился слушать добычу, решая на ходу, чем для монаха кончится этот визит.

«Дерзкая птичка. Но это ничего, мы ему крылышки ощиплем. А если будет умницей, то, может, вырастим новые, крепче прежних», - Ришелье мысленно уже щипал эти самые крылышки, отыскивая в ворохе бумаг на выброс одно примечательное письмо, возбудившее определенные подозрения и возмущения. Гордыня – грех, и кому, как не кардиналу, усмирять гордыню молодых да дерзких? Как говорится, Сам велел, пожаловав красную сутану: «Уготовано Господом? Вот и посмотрим, как ты принимаешь уготованное… свыше».
- Я бы вас ещё охотно послушал, вот только недосуг. Как сами видите, дел невпроворот, - он красноречивым жестом продемонстрировал персональную Голгофу, разделенную на три части: - Мне нужны подчинённые с хорошей памятью, поэтому запоминайте. Бумагу дать вам не могу, она способна скомпрометировать лицо, её писавшее. Да, и сообразительность ценю.
Кардинал внимательно осмотрел Тома, и мысленно улыбнулся. Внешне же его лицо осталось бесстрастным, как у изваяния. Вернув взгляд к письму, министр пересказал своими словами написанное, немного изменяя смысл, но оставляя суть:
- Есть сведения, что в последнее время в катакомбах стали проводиться странные ритуалы, схожие с вызовом Сатаны. Имеют ли они место быть, и если не имеют, то, что там происходит? Это вам предстоит выяснить и по возможности пресечь, если информация подтвердится. Дело срочное, мешкать не рекомендую. И еще, оценивать я буду не по тому, справитесь или нет, а по тому, как справитесь, - на этом Ришелье умолк, давая понять, что разговор окончен.
Вновь пристально окинув взглядом монаха, кардинал попытался представить, как тот себя поведет, оказавшись в гадюшнике розенкройцеров. Должна получиться занимательная история,  и если Тома выживет, то можно будет рассмотреть его кандидатуру для испытательного срока. Все же нехватка проверенных людей сказывалась, и министр размышлял в сторону того, что если нет своих, то почему бы не завербовать чужих.

После ухода монаха, кардинал решил размять спину и, наконец, покинул кресло, под недовольное урчание Мириам. Померив кабинет шагами пару раз, Ришелье остановился у окна и принялся наблюдать забавную, с его точки зрения, картину. Недалеко от входа во дворец, прикрывшись от сторонних глаз кустами, Тома практически атаковал некого юношу. О том, что это нападение (или защита, перешедшая в нападение) сомнений не было: в руке монаха блеснуло лезвие.
- Интересно, он его прямо здесь прирезать собрался? Совсем страх потерял, или такая уж безвыходная ситуация?
Однако кардинал не торопился звать гвардейцев, решив досмотреть разыгравшуюся цену до конца. Наказать виновных он всегда успеет, а пока не лишне понаблюдать за инквизиторским ставленником. Тем не менее, исход ситуации выглядел слишком… разочаровующим. Поножовщины под кардинальскими окнами не случилось. Более того, беседа стала походить на мирную.
- Эх, жаль мысли не умею читать, да и по губам тоже. Придется расспросить монаха, чего же там произошло, - свою речь Ришелье обратил к Мириам, затребовавшей внимания и уже удовлетворенно покоившейся на руках министра под мерное поглаживание. Кошка не ответила. Тем временем подоконная парочка отправилась восвояси, оставив вопросы кардинала без удовлетворения.

[начало игры]

Дворец кардинала с некоторых пор был для Шарля... нет, не вторым, а скорее первым домом. Оттого любая отлучка без явных на то причин была скорее наказанием, нежели поощрением. И вот теперь, в разгар дня, осознав, что мир не мил без хоть какой-нибудь да работы, граф наплевал на всё на свете, в том числе и на распоряжение Ришелье, и вернулся.
Чем-то это напоминало ссоры супругов: супруга собирает вещи и выставляет своего мужа за порог, муж фыркает, мол, и без тебя справлюсь, но не проходит и суток, как он снова стоит у двери и готов на всё, дабы получить прощение. Такой взгляд казался Рошфору комичным, но в то же время было в нём что-то едва уловимо притягательное. Не мудрено. Уже столько лет кардинал был для Шарля не просто руководителем, но и заменял то, что у людей принято было называть семьёй. Оттого подобное отношение к происходящему совершенно не казалось верному псу абсурдным. Напротив. С той лишь разницей, что супруги расстаются по причине ссоры, а в данном случае - по причине чрезмернй снисходительности Его Высокопреосвященства.
"Он отправляет меня так, будто я устал! А может быть... Это он устал от навязчивого моего присутствия? Сейчас и проверим."
Мужчина лишь на миг задержался у двери в кабинет Высокопреосвященства, дабы привести себя в порядок - стряхнуть несуществующую пылинку с плеча.  А после, глубоко вдохнув, будто ныряя, стремительно вошёл в кабинет и склонил голову в знак почтения.
- Ваше Высокопреосвященство, мне показалось, или я действительно услышал на другом конце Парижа, что Вы нуждаетесь во мне?

Сначала одно письмо... Да какое! Его Величество был многословен и красноречив как никогда. И не мудрено. Ему предстоял решительных шаг, который не хотелось бы повторять дважды, и для успеха сего мероприятия ему ой как понадобится достойный лекарь. Лекаря не будет, пока не разрешится этот идиотский конфликт, который, помимо прочего, мешал расследованию. Все будто с цепи посрывались, норовя урвать свой кусок. И во всей этой мешанине Его Высокопреосвященству ещё и надо было что-то выяснить. Рошфор покачал головой и не без сочувствия посмотрел на кардинала. Что поделаешь? Не Ришелье виноват в том, что является единственным существом, способным умело распорядиться судьбой Франции. Но тот, кто распоряжается призван так же и защищать. Такова справедливость.
А затем - другое письмо. Рекомендательное. Это - вызвало куда больше внимания. На самом деле, и глупо было отрицать, граф Рошфор слишком ценил свою близость с кардиналом и больше всего на свете не любил посторонних. Тома был чем-то совершенно (по мнению Шарля же) лишним, если не опасным. А потому сия бумага была удостоена того, чтобы быть перечитанной дважды.
- Сделаю всё, что в моих силах, Ваше Высокопреосвященство, - усмехнулся мужчина, покачал головой и вернул кардиналу уже изученные бумаги. - Сейчас могу сказать только то, что Тома я уделю особое внимание. Представитель инквизиции в непосредственной от Вас близости... - Рошфор поцокал языком. - В виду сложившихся обстоятельств мне кажется это несколько...ммм...небезопасным.

- Никто не говорит о страхе, Ваше Высокопреосвященство. Только о должных мерах предосторожности, - мужчину, кажется не то задели, не то смутили слова Решилье. - Что же касается доверенного лица - да, я уже знаю кого пошлю заняться этим вопросом. Не нравится мне всё это. Честное слово, не нравится.
Ситуация на данный момент была не утешительной. Тёмные решительно отказывались прислать ко двору лекаря, светлые заартачились и пытаются поймать тёмных на малейшем проступке, тут же всплывает этот богом забытый Розенкрёйц. И всё бы ничего, если бы в то же время Его Величество не торопил события. А так надо было успеть везде и сразу. Отчего-то такая перспектива не радовала Шарля. И не столько потому, что работать сейчас надо было едва ли не сутки напролёт. Напротив, к такому режиму он привык. Куда хуже было попросту ничего не делать. Куда больше он волновался о состоянии Ришелье. Как ни крути, а тот был единственным достойным политиком, пекущимся о государстве, и жертвовать его силами и здоровьем было бы непростительным расточительством. И пускай вслух Рошфор не осмелился бы выразить эту мысль, её отчётливо можно было разглядеть по выражению его глаз.
- Что ещё я могу сделать для... для Короля и для Франции?

Отредактировано Шарль Сезар де Рошфор (2011-01-16 21:56:28)

- Четверть часа, Ваше Высокопреосвященство, и всё будет улажено, а я буду готов сопровождать Вас.
Оставалось только порадоваться своей прозорливости. Не зря в своё время Рошфор добился того, что господин министр жаловал ему комнату в собственном дворце. Так или иначе, а отправляться отсюда доводилось в совершенно разные места, и в каждом дОлжно было выглядеть подобающим образом. Слуг Шарль не любил. Переодевался исключительно сам. На это он брал минут пять от силы. И ещё десять - чтобы отдать нужные распоряжения нужным людям. За долгие годы работы с кардиналом, он привык действовать быстро и чётко, предпочитая не испытывать терпения своего начальника и друга, способного на поблажки - Рошфор не считал достойным пользоваться доверием.
- Через четверть часа я буду ждать Вас у этой двери, господин министр, - Шарль улыбнулся. Обаятельная же, однако, была улыбка у этого "демона". А именно так его прозвали многие недоброжелатели, любящие поперемыть кости и ему, и кардиналу, и всему королевскому двору с короной вместе, пересчитав при этом каждый камушек.

____
Лувр >>>