Шарль представил. Хорошо так представил. Сначала - как меняются лица розенкройцерв, затем - как меняется лицо этого бравого инквизитора Тома, а следом - как Тома очень старается облечь всё в более ли менее удобоваримую словесную форму для отчёта. Ему бы, наверняка, стало бы жалко беднягу, если бы не слишком живое воображение.
- О, да! - Шарль весело усмехнулся с некоторой долей злорадства. - Они ему быстро всё объяснят. Так и вижу... Вплывает это диво враскорячку в Ваш кабинет, и дрожащим голосом вещает: "Ваше В-высокоп-преосв-вященство! П-петух н-найден. Эт-то я!" Вот Вам и суровая инквизиция, сударь.

Отредактировано Шарль Сезар де Рошфор (2011-01-17 16:53:21)

На какой-то миг Рошфор несколько выпал из реальности, потому, что по его мнению происходящее не могло быть, потому что не могло быть никогда. В его голове совершенно не укладывались действия и слова кардинала, и Шарль грешным делом подумал, что просто забыл проснуться с утра. Но нет. Проснулся таки, потому что во снах никогда так реалистично не передаются ощущения. А ощущал он ничто иное, как руки Ришелье на своих плечах и... хотя упустим.
Во рту пересохло, а голос впервые за многие годы подвёл Шарля. Дрогнул.
- Но с-сударь, я полагаю, что такие скверные вещи не достойны того, чтобы достичь Вашего слуха, - не то попытка оправдаться, не то смущение... Одно дело что-то подобное в трёх словах рассказать на исповеди, облегчить, так сказать душу. Но в разговоре тет-а-тет с человеком, который, признаться, время от времени посещал мысли графа и явно там не бездействовал, было явно непозволительной роскошью, если не грубостью.

Нет, это даже смущением толком назвать нельзя было. Скорее - растерянностью. За это, честно говоря, ему полагалось выставить дюжину бутылок лучшего вина из погребов Ришелье своему другу. Когда-то они заключили пари о том, что Шарля Сезар де Рошфора невозможно ошарашить. Оказывается - можно.
Сказать, что Шарль отдавал предпочтение мужчинам - так нет же, за все двадцать с лишним лет его жизни у него было всего да не то три любовника, и то сие длилось не так долго, как могло бы. То Рошфор решил изменить свою жизнь, то со службы попал под крыло кардинала, то по велению того же кардинала вынужден был покинуть городок близ Парижа, в котором только начинала налаживаться личная жизнь. С дамами было проще. Они были чем-то вроде перчаток или платков, которые Рошфор мог менять пару раз на дню не испытывая какой-либо эмоциональной привязки.
С кардиналом было всё иначе. С первого дня этот человек поразил ещё юного Цезаря, и на каком-то году служения молодой человек понял, что испытывает не только благоговейное восхищение, но и весьма порочное влечение к своему покровителю и руководителю. И, тем не менее, не желая нарушать душевный покой Ришелье, и тем более не желая быть отосланным куда подале, Рошфор держал свои страсти в узде. А теперь вот...
Мужчина нервно сглотнул. Шумно вдохнул и выпалил на одном дыхании:
- Ежели речь касается того, о чём я хотел сказать Его Величеству, то я просто намекал, что при своей антипатии к супруге он совершенно не обязан совокупляться с ней в той позиции, в которой вынужден будет смотреть ей в лицо. Можно развернуть спиной, поставить на колени и чуть-чуть наклонить, - воздух закончился. Ещё один вдох. - Ещё я хотел высказать то, что как и он не вижу никакой прелести в физической близости с женщиной и проделываю это лишь в целях удовлетворения потребностей моего грешного тела.
В какой-то момент этой тирады Рошфор сам показался себе смешным. Он любил смеяться. В особенности над самим собой, потому не удержался и улыбнулся.
- Что-то вроде того. Надеюсь, я выражаюсь не слишком витиевато? Я могу перефразировать. 

Кажется, постановка вопроса или же окончательное осознание происходящего вернули Рошфора в реальность. И реальность пришлась ему по вкусу. Так случалось время от времени: когда воспитанный, куртуазный граф Рошфор был не в состоянии вести себя в своответствии с происходящим, на смену ему приходил уверенный в себе и несколько дерзкий Шарль, воспитанник цыганского племени. В последствии, граф мог долго удивляться собственным выходкам, но тем не менее никогда не сожалел.
Вот и теперь, когда пальцы кардинала сплетались с его пальцами, когда дыхание щекотало ухо, заставляя едва ощутимо и крайне приятно вздрагивать, что-то неуловимо переменилось в покорном слуге Его Высокопреосвященства. Крепче сжав пальцы министра, он потянул вниз, заставляя наклониться ещё ниже, упереться подбородком в плечо Рошфова. Затем повернул голову едва ощутимо касаясь губами мочки уха кардинала. Ответствовать решил шёпотом, правда даже так пробивалась лёгкая хрипотца.
- Я нахожу прелесть в совершенно разных мужчинах, сударь. Однако большее предпочтение отдаю тем, на кого могу рассчитывать. Тем, с которыми с равной страстью я схлестнусь как в едва ли не бою на поражение на ложе, так и в словесной беседе. Тем, кто способен долго смотреть мне в глаза и быть уверенным в том, что в следующий миг не перережу ему горло. Тем, с кем есть о чём говорить и о чём молчать, понимая друг друга с полувзгляда. Если же вам требуются более реальные примеры, я пожалуй, назвал бы Вас, сударь. Надеюсь, я удовлетворил Ваше любопытство? - и Рошфор ослабил хватку, позволяя Ришелье отклониться.

- Ах, вот значит как? - не то прошипел, не то прорычал Рошфор. Пожалуй, кардинал впервые видел его таким. Кажется, на него даже смотреть было горячо. Так, должно быть, он мог бы выглядеть в самом пекле неравного боя или в порыве почти агрессивного испанского танца, или в хмельной горячке приторно-сладкой цыганской ночи. Опасный прищур, горящий взгляд, ощутимый почти физически, хищно трепещущие тонкие ноздри. Пробудить в Рошфоре искорку безумия было не легко, но если уж и высечь её из этого хитромудрого огнива, то пожар был неизбежен. Прежде Ришелье мог только слышать об этом, а теперь имел удовольствие(?) созерцать.
Благо, расстояние между мужчинами по прежнему оставалось до неприличия опасным, чем Шарль и воспользовался с полным ощущением собственного права на подобный поступок. Едва ли не жёстко сжав бёдра министра (нет, сейчас - просто мужчины. Сильного, властного, уверенного в себе и невероятно красивого), он притянул его к себе отвечая поцелует на поцелуй. Жёстный, горячий и беспощадный. Больше походящий на укус. Так мог бы он на смерть вцепиться в чьё-то горло.
Голова шла кругом. Казалось, что окружающее пространство стремительно вращалось и пульсировало вокруг этих двоих, задавая ритм безумному сердцу графа, поднимая из его недр нечто такое, что и сам он контролировать был не в силах.
Рывок. Прижать Ришелье к себе ещё крепче. Подхватить под бёдра, отрывая от пола. Шаг. Ещё шаг.
Потом - может быть что угодно. Хоть плаха. Почему-то сейчас казалось, что оно того стоит.
Освободить одну руку, смахнул со стола что-то, что посчитал лишним. Усадил кардинала на его теперь гладкую поверхность. Не отрываясь от его губ, не позволяя сбежать, желая испить этот невероятный миг до дна.
После - будь что будет.

- Обязательно, Ваше Высокопреосвященство, - шепчет в губы кардиналу. - Но попозже.
Кажется, даже если бы Рошфор и хотел остановиться, то не смог бы. Сейчас и выдержка его, и самообладание летели под откос. Собирать остатки здравомыслия было поздно, да и вряд ли дало хоть какой-нибудь результат. А потому - ни на секунду не ослаблять уже толком не существующую хватку, не сбавлять оборотов, не отходить на попятную, не уменьшать напора. Губы требовательно изучают губы кардинала, руки настойчиво скользят вдоль спины с нажимом, будто стараясь вдавить мужчину в себя, слиться с ним во что-то большее, нежели просто два человека. Смешаться и раствориться, попутно растворяя.
И снова ладони двигаются вниз, останавливаются на бёдрах, сжимают, притягивают ближе к краю стола, ближе к себе...
"Кажется, мир сошёл с ума. Только мне почему-то совершенно не страшно. Прости меня, Господи" - это было последней здравой мыслью в голове Шарля.

Рошфор тихо всхлипнул и прикусил губу.
Тише - это значит тише. Вот он и старался изо всех сил не застонать, что было почти невозможным. Признаться, именно об этих прикосновениях... нет, даже больше - именно об этих пальцах время от времени позволял себе грезить мужчина, совершая самые что ни на есть греховные действия. А вот теперь всё это свершалось здесь и сейчас.
- В-ваше Выс-соко... - Шарль зажмурился едва не до боли, поймал губами губы мужчины, скользнул рукой по его груди и ниже... К низу живота, где та и остановилась в нерешительности. Безумно хотелось ответить Ришелье чем-то таким же великолепным, как и то, что испытывал сам. Да только кардинал довольно чётко дал понять не в меру ретивому слуге, что по-хорошему ему и шевелиться-то не стоит, а потому, пусть и молча,но всем своим видом Цезарь будто испрошал позволения действовать хоть каким-нибудь образом. Хотя бы в указанных министром рамках.

Если бы сейчас Рошфор мог вспоминать, он бы с уверенностью мог сказать, что никогда ничего подобного с ним не происходило. Речь шла не столько о физических манипуляциях, сколько о состоянии души. Ощущение равенства, абсолютного доверия и... пожалуй, никогда Шарль не ощущал себя настолько на своём месте. Одной рукой он переплёл пальцы с пальцами кардинала, иногда подсказывая, временами задавая ритм. Другой же рукой - прижимая его к себе. То поглаживая по спине, то зарываясь пальцами в густую шевелюру мужчины.
Дыхание сбилось напрочь, превращаясь в череду свистящих вдохов и рычащих выдохов, невероятная, почти агрессивная страсть сменилась... нет, не умиротворением и тем более это тяжело было назвать нежностью. Это вообще было тяжело называть хоть как то. Рошфор не ручался за кардинала, а для него самого это было чем-то подобным великому таинству, запретному причастию. Для него кардинал был едва ли не так же свят, как сам Господь Бог, и занимал в сердце истого католика по меньшей мере половину. И вот сейчас творилось некое чудо, которое Шарль мог назвать примитивным человеческим словом "близость". Однако слово это исчерпывалось слишком быстро, не выражая и сотой доли вкладываемых в него смыслов.

Шарль был той породы и закалки, которая позволяла заниматься подобным вечно, до последнего сдерживая себя, не позволяя сорваться в кипящую и манящую запредельным удовольствием бездну. Ему всегда больше нравился сам процесс, нежели то, к чему он неизбежно приводил, если, конечно, дело не касалось случайной связи в собственных целях. Но сейчас, когда нервы были напряжены до предела а пыл заливался прохладой смирения, Рашфор не мог ни просить, ни требовать большего.
Вязкая, горячая влага обожгла пальцы и плоть графа. Едва слышно он зарычал, инстинктивно чуть вскинул бёдра навстречу и замер на какой-то миг. Миг, показавшийся верному слуге своего кардинала вечностью. Напряжение и жар толчками покидали его тело, орошая обжигающими каплями кожу.
Медленно выдыхая и отдавая своё тело во власть сладостной крупной дрожи, Рошфор опустился на пол и закрыл глаза.
Хотелось что-то сказать... Да только графу почему-то показалось, что сейчас любое слово будет неуместно. Сейчас даже дышать было не уместно. Кажется, жизнь произошла. Произошла и закончилась. И вот теперь он как бы видел и чувствовал себя будто со стороны.

Отредактировано Шарль Сезар де Рошфор (2011-01-17 21:04:47)